Это пугает меня. Я должна переключиться на пистолет или что-то другое, что немного менее агрессивно настроено и имеет меньше собственных убеждений. Я встаю, поворачиваюсь спиной к нему и делаю несколько шагов вперед.
Но, конечно, я не могу оставить его.
Это меч Раффи. Он собирается вернуть его назад когда-нибудь.
По пути обратно я колеблюсь около продовольственной линии. Это новая группа людей, но линия примерно такого же размера. Сопротивление создало систему, которая предусматривают ограничение пищи два раза в день. Рядом ещё много новичков, кто пришел за своей порцией еды.
Я вздыхаю и перехожу в конец очереди.
Когда я возвращаюсь в нашу комнату, то вижу, что в ней никого нет. Я не уверена, что для Пейдж хорошо быть среди людей, но я думаю, что они вернутся в ближайшее время. Я кладу три гамбургера на учительский стол. Я не спрашивала, что за мясо это было, так как я сомневаюсь, что это телятина.
Я попросила пирожки, они были очень редкие, особенно упоминая слово "кровавый", но я не могла добраться до них, не вызывая подозрений. Но я разочаровываюсь, обнаружив, что мясо едва розовое в середине.
Я срезаю эту часть из сырого центра и откладываю ее в сторону для Пейдж. Я могу, по крайней мере, попытаться узнать, может ли она удержать в себе сырое мясо. Я пытаюсь не думать слишком много об этом.
Я подозреваю, что она не всегда была в лаборатории в ее новой форме, иначе она бы знала, что ей можно есть. Меня мучает мысль: что если бы я нашла ее на день раньше, могла бы я спасти ее от этого?
Я прячу эти мысли далеко в темном уголке моего ума и методично ем свой бургер. Салат и помидор не очень похожи на себя, но, по крайней мере, они напоминают мне о зелени, да и на вкус довольно неплохи. Хорошо, что хлеб, по крайней мере, вкусный и, похоже, только, что из печи. Видимо, в Лагере нашли кого-то, кто знает, как испечь хлеб с нуля.
Я вытаскиваю меч Раффи и кладу лезвие на голые колени, поглаживая пальцами металл.
Свет попадает на него, образуя жидкие извилины на стали, они отливают голубовато-серебряными волнами, которые украшают его.
Если расслабиться, я могу почувствовать неясный поток горя, идущего из него. Меч в трауре. Не нужно быть гением, чтобы понять это.
— Покажи мне больше — говорю я, хотя не уверена, что могу выдержать ещё хоть одно видение.
Мои ноги слабеют, и я чувствую себя истощенной. Даже в мире, где ангелы существуют, это все еще шок для меня, что какая-то вещь может делиться своими воспоминаниями со мной.
— Расскажи мне о Раффи.
Ничего.
— Хорошо. Давай хотя бы попрактикуемся в сражении, — говорю я восторженном голосом, как будто я разговариваю с маленьким ребенком. — Я могла бы взять у тебя больше уроков.
Я делаю глубокий вдох и закрываю глаза.
Ничего.
— Ладно. Думаю, мне сейчас ничего не остается, кроме как украсить мишку лентами и бантиками. Что ты думаешь о темно-розовом?
Комната вращается перед моими глазами, затем преобразовывается.
Во снах время бывает своего рода забавным, и мне кажется, тоже и с воспоминаниями. Около десяти лет я практикуюсь со своим мечом, сражаясь с врагами бок о бок с Раффи.
Адские твари были в ярости, когда он выхватил некоторых жен ангелов из их челюстей и взял то, что, как они думали, принадлежало им. Они разыскивали его с тех пор, охотясь на любого, кто, возможно, был связан с ним. Полагаю, что демоны не те, кто могут простить и забыть.
Эпоха за эпохой, всё везде одинаково. Средневековые деревни, поля битвы Первой мировой войны, буддистские монастыри в Тибете и бары в Чикаго.
Раффи идет по слухам о нефилимах, убивает адских тварей и всех остальных, которые терроризируют местных жителей, а затем исчезает в ночи. Он улетает от каждого, к кому он, возможно, привязался в процессе, чтобы избежать их смерти.
Один.
Только Раффи и его меч.
И теперь у него даже его нет.
Как раз в то самое время, когда я думаю, что уроки закончены, память меча показывает мне то, что почти ломает меня.
Как только я появляюсь, меня сильно отбрасывает от него.
Раффи ревет от ярости и боли.
У него серьезные неприятности. Мучительная боль. Но хуже всего шок.
Мое призрачное тело колеблется, оно теряет свои границы, заставляя чувствовать себя полностью дезориентированной. Переживания Раффи так сильны, что захлестывают мои собственные мысли и ощущения.
Его прерывистое дыхание — это все, что я слышу. Это все, что он слышит. Руки и колени удерживают его, но кровь на его коже заставляет его руки скользить. Раффи пропитан собственной кровью.
Боль растекается от его спины по всему телу. Сокрушая кости. Пронзая глаза. Выбивая легкие.
Кровь растекается по асфальту.
Большие руки перемещают что-то белое в угол его видения. Он отчаянно не хочет смотреть, но не может иначе.
Крылья.
Белоснежные крылья.
Отрубленные и лежащие на грязной дороге.
Его дыхание становится резче, и все, что он видит, это белые перья на черном асфальте.
Капля чьей-то крови капает на перо. Демон Велиал стоит над крыльями Раффи так, будто они теперь его.
— Эй! — Кричит кто-то, и Раффи слабо реагирует на это крик.
Он заставляет себя посмотреть вверх.
Всё размыто перед его глазами, из-за боли и пота. Он моргает несколько раз, пытаясь сосредоточиться, несмотря на жуткую боль в спине.
Перед ним тощая дочь человеческая, она выглядит крошечной около одного из нападавших. Она наполовину скрыта за темно-оранжевыми крыльями воина, но Раффи видит ее и знает, что она та, кто кричал ему.